Сочетание прилагательного «советский» и фамилии Бремзен да еще с аристократической приставкой не могло не вызвать интереса. Тем более, в канун столетия октябрьского переворота. Да еще и по рекомендации издания, мнящего себя пророком и истиной в последней инстанции буквально во всем
На поверку книжка оказалась из того разряда, которую приходится дочитывать исключительно из чувства долга. Ну и чтобы посмотреть, чем там все дело кончилось. Если коротко, главные героини, две эмигрантки, покинувшие СССР в начале 70-х, мама с дочкой, готовят блюда, характеризующие примерно каждое десятилетие истории несуществующей уже страны. Которая въелась в их поры так, что никакими Америками не вытравить. При том, что дочь – она и есть автор книжки – уехала из Союза в одиннадцать лет. В промежутках между приготовлениями кулебяки, салата оливье и прочего характерного, г-жа фон Бремзен крайне пространно рассказывает историю своей семьи на фоне истории родины. Разумеется, сквозь кулинарно-гастрономическую призму.
Начинается все с последнего десятилетия перед революцией. Мама с дочкой в нью-йоркском Квинсе готовят кулебяку, цитируя Чехова, Гоголя и Гиляровского, вспоминая кулебяку из московского ресторана «Прага» брежневских времен и все такое прочее. Тут же воспоминания о жизни в коммунальной квартире, описания ужасов продразверстки в ленинской России и восторги по поводу кристально чистого русского языка русских эмигрантов первой волны.
И дальше все по заведенной схеме. Мало-помалу выясняется, что отец автора работал не где-нибудь, а в научно-исследовательской лаборатории при мавзолее, дед был военным высокого ранга, который общался с Рихардом Зорге и допрашивал Геринга. При этом, конечно же, все ее близкие родственники до мозга костей были антисоветчиками, жили чуть ли не впроголодь и питались исключительно тем, что удавалось «достать», если пользоваться терминологией времен застоя.
Особенно дико читать главы, в которых фроляйн фон Бремзен повествует о своих злоключениях в посткоммунистической Москве 90-х. По ее мнению есть тут было совершенно нечего, кроме туалетной бумаги в разных видах. Ответственно заявляю – это чистейшая ложь. Я прекрасно помню, как в ноябре 1990 года, демобилизовавшись из армии, прямиком с корабля на бал попал на проводы в ту же самую, пока еще советскую, армию к своему двоюродному брату. Сказать, что столы ломились от еды – это ничего не сказать. И заметьте, дело было в маленьком шахтерском городке в Северном Казахстане. Что уж о Москве говорить. Понятно, что книжка написана в первую голову для нынешних соотечественников автора, которые считают ее прямо-таки экспертом в области кухни бывшего СССР в целом и национальных кухонь в частности. Но мы-то тут, которые никуда не уезжали, мы-то все помним. Так что заморочить голову ужасами перестроечных магазинов Анна фон Бремзен может разве что одноклассникам моей дочери, которые родились при Путине. Да они вряд ли поведутся на ее рассказы о кошмарных нравах, царящих на улицах и в ресторанах современной Москвы.
В конце книжки, видимо, осознав, что никаких тайн советской кухни через описания злоключений своего семейства в СССР и России раскрыть не получается, Бремзен приводит несколько рецептов как есть. Вспомним их поименно. Кулебяка (пирог с рыбой, рисом и грибами), рекомендуется подавать с лимонной водкой в неограниченных количествах. Дальше гефилте фиш (фаршированная рыба по-одесски) и котлеты (мамины «русские гамбургеры»). Сороковые годы прошлого века символизируют продовольственные карточки из блокадного Ленинграда. А вот 50-е – это уже, почему-то, чанахи (грузинское рагу из баранины, зелени и овощей). Кстати, то, что в скобках – это все авторские пояснения, не мои. После следуют «Кукурузный хлеб для Хрущева» (молдавский кукурузный хлеб с брынзой), салат оливье с крабовым мясом, которое, впрочем, автор милостиво дозволяет заменить курицей или крабовыми палочками. 80-е – это «Папин суперборщ» с говядиной, грибами, яблоками, фасолью и беконом. Воду для него предлагается отмерять стаканами. Потом плов, в ингредиентах для которого не указана морковь. И, наконец, блины, в качестве поминок по СССР.
В общем, ничего таинственного. Так, очередные эмигрантские воспоминания, не без скулежа, нытья и сожалений. Скоротать вечерок сгодятся, только если вам решительно нечего делать.
Анна фон Бремзен. Тайны советской кухни. Книга о еде и надежде или Тысяча ножей в спину революции накануне юбилея
Сочетание прилагательного «советский» и фамилии Бремзен да еще с аристократической приставкой не могло не вызвать интереса. Тем более, в канун столетия октябрьского переворота. Да еще и по рекомендации издания, мнящего себя пророком и истиной в последней инстанции буквально во всем
На поверку книжка оказалась из того разряда, которую приходится дочитывать исключительно из чувства долга. Ну и чтобы посмотреть, чем там все дело кончилось. Если коротко, главные героини, две эмигрантки, покинувшие СССР в начале 70-х, мама с дочкой, готовят блюда, характеризующие примерно каждое десятилетие истории несуществующей уже страны. Которая въелась в их поры так, что никакими Америками не вытравить. При том, что дочь – она и есть автор книжки – уехала из Союза в одиннадцать лет. В промежутках между приготовлениями кулебяки, салата оливье и прочего характерного, г-жа фон Бремзен крайне пространно рассказывает историю своей семьи на фоне истории родины. Разумеется, сквозь кулинарно-гастрономическую призму.
Начинается все с последнего десятилетия перед революцией. Мама с дочкой в нью-йоркском Квинсе готовят кулебяку, цитируя Чехова, Гоголя и Гиляровского, вспоминая кулебяку из московского ресторана «Прага» брежневских времен и все такое прочее. Тут же воспоминания о жизни в коммунальной квартире, описания ужасов продразверстки в ленинской России и восторги по поводу кристально чистого русского языка русских эмигрантов первой волны.
И дальше все по заведенной схеме. Мало-помалу выясняется, что отец автора работал не где-нибудь, а в научно-исследовательской лаборатории при мавзолее, дед был военным высокого ранга, который общался с Рихардом Зорге и допрашивал Геринга. При этом, конечно же, все ее близкие родственники до мозга костей были антисоветчиками, жили чуть ли не впроголодь и питались исключительно тем, что удавалось «достать», если пользоваться терминологией времен застоя.
Особенно дико читать главы, в которых фроляйн фон Бремзен повествует о своих злоключениях в посткоммунистической Москве 90-х. По ее мнению есть тут было совершенно нечего, кроме туалетной бумаги в разных видах. Ответственно заявляю – это чистейшая ложь. Я прекрасно помню, как в ноябре 1990 года, демобилизовавшись из армии, прямиком с корабля на бал попал на проводы в ту же самую, пока еще советскую, армию к своему двоюродному брату. Сказать, что столы ломились от еды – это ничего не сказать. И заметьте, дело было в маленьком шахтерском городке в Северном Казахстане. Что уж о Москве говорить. Понятно, что книжка написана в первую голову для нынешних соотечественников автора, которые считают ее прямо-таки экспертом в области кухни бывшего СССР в целом и национальных кухонь в частности. Но мы-то тут, которые никуда не уезжали, мы-то все помним. Так что заморочить голову ужасами перестроечных магазинов Анна фон Бремзен может разве что одноклассникам моей дочери, которые родились при Путине. Да они вряд ли поведутся на ее рассказы о кошмарных нравах, царящих на улицах и в ресторанах современной Москвы.
В конце книжки, видимо, осознав, что никаких тайн советской кухни через описания злоключений своего семейства в СССР и России раскрыть не получается, Бремзен приводит несколько рецептов как есть. Вспомним их поименно. Кулебяка (пирог с рыбой, рисом и грибами), рекомендуется подавать с лимонной водкой в неограниченных количествах. Дальше гефилте фиш (фаршированная рыба по-одесски) и котлеты (мамины «русские гамбургеры»). Сороковые годы прошлого века символизируют продовольственные карточки из блокадного Ленинграда. А вот 50-е – это уже, почему-то, чанахи (грузинское рагу из баранины, зелени и овощей). Кстати, то, что в скобках – это все авторские пояснения, не мои. После следуют «Кукурузный хлеб для Хрущева» (молдавский кукурузный хлеб с брынзой), салат оливье с крабовым мясом, которое, впрочем, автор милостиво дозволяет заменить курицей или крабовыми палочками. 80-е – это «Папин суперборщ» с говядиной, грибами, яблоками, фасолью и беконом. Воду для него предлагается отмерять стаканами. Потом плов, в ингредиентах для которого не указана морковь. И, наконец, блины, в качестве поминок по СССР.
В общем, ничего таинственного. Так, очередные эмигрантские воспоминания, не без скулежа, нытья и сожалений. Скоротать вечерок сгодятся, только если вам решительно нечего делать.
Текст: Алексей Лущанов
Фото: The Moscow Times, www.corpus.ru